Инга Питерс. В ПОИСКАХ РУКИ И СЕКСА. (или мои нью-йоркские связи)

ГЛАВА 47

Казалось, что жизнь менялась к лучшему. При всей своей подозрительности, Рома все реже расспрашивал, где я пропадаю в свои выходные дни, и почему меня нет дома, когда он возвращается после работы. Видимо, он устал от моих наглых ответов. Врала я что придется, не утруждая себя подробностями, а некие несоответствия в собственных рассказах с легкостью списывала на усталость.

Питер щедро делился со мной своими знаниями о Нью-Йорке. Я открыла для себя театры оф-оф-Бродвея, вроде классически экспериментальной LaMama, и стала фаном таких авангардных мест, как Kitchen или Knitting Factory.

- В Kitchen, - с гордостью говорил Питер, - в начале девяностых я оказался рядом с Кэйджем. Исполнялась какая-то его композиция. Представь, по правую руку от меня сидит гениальный Кэйдж. Тот самый, придумавший «4'33"».

Я по глупости уже хотела было ляпнуть, что не представляла себе ничего такого об актере Николасе Кэйдже, но есть Бог на небе – и он меня вовремя остановил. А ведь краем уха я об этом слыхала. «4'33"» - время «звучания» музыкального шедевра, в котором не раздается ни одного звука. Ровно 4 минуты 33 секунды полной тишины, когда музыканты сидят в буддийском молчании, а зрители слышат собственные наручные часы так, будто тикают миниатюрные бомбы.

- Джон Кэйдж пришел вместе с Ойко Оно, они сидели рядом. Представляешь, как это испоганило мне настроение? - завершил историю Питер. Вдову Леннона он обвинял в развале легендарных «Битлз», в том, что она интриговала налево-направо, забив Леннону мозги, - и, в результате, оказалась виновата перед Питером навеки.

Из современных режиссеров, обитавших в Нью-Йорке, Питер боготворил румына по происхождению Андрея Сербана – и не переваривал Бродвейские шоу, особо – «Продюссеры» с Нэтан Лэйном и Мэттью Бродериком в главных ролях. Это был пик успеха Producers, билет на «черном рынке» мог стоить под 900 «зеленых» и Питера от всей этой шумихи воротило напрочь.

- Супер-дупер для туристов из Арканзаса, - плевался Питер. – Да ты сравни Сюзен Строман с Сербаном: ее «Оклахома!» и «Контакт» - яркие поделки, которые не стоят денег, потраченных на декорации. Ты не видела «Троянских женщин» Сербана? Культ эроса внутри греческой трагедии – ты бы там в зале и кончила.

«Продюсерс» я тоже не видела, но для Питера это никакого значения не имело: мировая звезда, хореограф Сюзен Строман, получившая пять престижных театральных Tony, в подметки не годилась Андрею Сербану. Дважды повторять мне было не надо.

ГЛАВА 48

Отношение Питера к Бродвейским постановкам напоминало взгляд киногурмана на шедевры блокбастеров. То есть, масскульт можно рассматривать, как произведение искусства, - для широких, естественно, масс – и целью в этом случае является зарабатывание бабок. В этот большой бизнес, объяснял мне Питер, вовлечены талантливые люди, однако производимый ими продукт рассчитан на толпу, в которой Питер с особой неприязнью выделял «туристов из Арканзаса».

Когда рэднек приезжает в Нью-Йорк ему нужны, в первую очередь, все тот же бар с «Бадвайзером» и бильярдом. А уже к ним, добавкой, предстоит подняться на площадку Эмпайр Стейт Билдинга, прокатиться катером до статуи Свободы, пройтись, маясь, по «Метрополитан музею» (кстати, пива в нем не продают) и посетить какое-нибудь Бродвейское шоу. Все, программа завершена. Можно двигаться назад, на далекую родину - к родному быку, родео, джипу марки «Форд» и местному «Бадвайзеру». Или местному «Миллеру», что одно и то же.

ГЛАВА 49

Конечно, Питер оказался снобом. Он, как и все его окружение, считал себя рафинированным знатоком самых последних веяний в искусстве. «Синди Шерман со всеми их Кунцами вместе», - так Питер характеризовал звезд середины 1990-х, эпатировавших художественные галереи и нью-йоркские салонные вкусы.

Когда Питер показал мне впечатлявший размерами альбом Джефа Кунца, я почему-то вспомнила о Тимуре Новикове, питерском художнике, ставшим известным в годы Перестройки. К концу 1990-х его имя было очень популярным. Я с гордостью рассказала о найденных мною параллелях Питеру, но история не вызвала интереса. «Понятно, что и в России нашлись такие же люди», - мягко заметил Питер. Слово «талантливые» он так и не произнес.

После я узнала, что супругой Кунца была известная порнозвезда Чичолина, которая успешно баллотировалась в итальянский парламент. В 1980-х она, как одна из основательниц Партии Любви, была избрана парламентарием на пятилетний срок. А в 1990-х Чичолина и Кунц создали серию фоторабот, холстов и скульптурных шедевров, на которых было изображено, как они эстетски занимались любовью.

Питера от всего подобного воротило, поскольку лозунг «все на продажу!» в этом случае тупо заслонял собой любой художественный акт. Или что-то в этом роде. Иными словами, искусство и его неофиты не имеют права ходить на поклон к «туристам из Арканзаса».v При этом Питер, случайно попав на бродвейский мюзикл для детей «Король Лев», остался постановкой доволен. И музыка Элтона Джона его не раздражала, хотя другой композитор-пария на Западе Эндрю Ллойд Веббер вызывал в нем отвращение. Уйти от «Иисус Христос супер-звезда» в дешевый «Кэтс» - это было свинством однозначно. И говорить здесь не о чем.

ГЛАВА 50

Другое дело, минималисты вроде Филлипа Гласса и Стива Райха. Мне было рассказано, что вслед за ними пришел в музыку Джон Зорн - и началось, как Питер изящно заметил, «актуальное» искусство.

Зорна Питер слушал десятки раз в Tonic и Knitting Factory, причем с особым придыханием он вспоминал, как попал подростком на 40-летие Зорна в 1993 году - в старый, тогда находившийся на East Houston, клуб Knitting Factory. Зорн играл соло на саксофоне, колдовал звуками со своей группой «Голый Город», дирижировал в импровизационной команде под названием «Кобра», а в конце раздавал с автографом собственные компакты, записанные на его же лейбле «Цадик». Зорн был для Питера вождем, учителем, честь-и-совестью эпохи, и несомненно - самым человечным человеком.

Питер дружил с гитаристом Эллиотом Шарпом и саксофонистом Недом Роттенбергом. «Шарп, - уверял меня Питер, - связал блюз с математикой и хаосом, а Нед просто классный парень. К тому же, когда он берет сакс, в каждой ноте я слышу, как возникает мысль». Кстати, когда Питер пытался мне объяснить, что и как происходит в современной нью-йоркской культуре, откуда-то всплывал, словно из проруби, этот самый пафос. Меня лично такой перегиб сильно смущал.

С идеей «мысли в музыке» Питер носился, как с писаной торбой, только здесь я уж совсем ничего не понимала. Со временем, Шарп стал для меня священной коровой, Нед – священным быком, и это при том, что бывшие лидеры нью-йоркского музыкального андерграунда оказались, в моем случае, крепкими орешками.

Шарп хотя бы был лыс, как хозяин цветочной лавки Юра, что меня с известным гитаристом как-то сближало. И мне было абсолютно до лампочки, насколько Шарп близок к Кэйджу, Джимми Хэндриксу или Штокхаузену, как уверял меня Питер. Добавьте к списку Джона Колтрейна, Сесил Тейлора и Орнетта Колмена – и вы поймете, чем были бы заполнены наши с Питером свидания, не будь у нас так мало времени для насыщенного секса.