Ветер

- Он, - кричит рядовой охраны. Охранники окружают меня, себе не веря.
- Убийцу поймали, - слышен вопль разносчика газет.
- Убийца пойман!
- Убийца пойман! Не вор!
- Пойман убийца, не вор!
- Пойман не вор, убийца! - раздаются отовсюду выкрики и слухи.
- Не пойман - не вор, а страхи мои, - выкрики и слухи.
- Не найден - не грош, а страхи мои, - отовсюду.
- Не кует - не мелет, а страхи мои!
- Не светел - не месяц, а страхи мои!
-Ведут, ведут! - вместе с криками толпы меня выводят к свету.

I I I.

Он идет под арку утренней радуги.
Город, в единую серую стену город его мечты выступает навстречу всеми домами, гражданами и тротуаром. В городе дождь, - и Он удивляется, как так: перед стеной города солнце, а за ней сплошь отвесная пауза дождя. Шаг за линию городской черты.
"Купите зонтик," - предлагает продавец зонтов. Предлагает на выбор черный, черно-серый и черно-синий, а Он стоит всего в метре от солнечной стороны и не может наудивляться как так: в метре от солнца (протянуть руку) - дождь.
Продавец зонтов улыбается в ответ, скорее всего, понимающе, и расхваливает, без пауз, свой товар. Едва зонтик куплен (а зонтик словно ничего не стоит, только согласия на покупку), мигом продавец дружелюбно засмеялся. Близкостоящие подхватили дружно смеяться, вокруг было множество народа, все ожидали друг за другом, словно в очереди, и все любовались как он раскрывает неумело зонтик. Он раскрывал его неумело. Тут кто-то выкрикнул: ведут, ведут! Шум толпы, крики. Сразу все забыли о Нем мигом, устремились зрением в какую-то сторону. Еще ничего было не увидеть, а Он стоял с раскрытым зонтом и все не мог отвести глаз от странной внешности, почти без контуров, будто смазанной неосторожным движением ветра.
Из сплошь шевелящейся массы некто стоял перед Ним с невероятно карличьими сотнями ручек и ножек и в упор смотрел слезящимися глазами, кровавыми, едва выпуклыми, что сразу напомнило страх из дальнего детства: операционная, скальпель хирурга и два красных комочка на металлическом поддоне - только что ребенку удалили аденоиды.
Некто смотрел на Него безучастно, как бы в пустоту перед. Зеленоватая слизь расползалась под ним, вязко вытекала на тротуар, а некто проседал, расплываясь, не отрывая взгляда от пространства, в котором стоял едва пришедший в город Он - и это была жуткая сцена, ня которую никто не обращал внимания.
Ведут, ведут, - выкрикивала очередь.
Он оторвал взгляд от копошащегося живьем месива. Тут же толпа всколыхнулась, подалась вперед, "всем в сторону", и сразу назад, а по долготе стены, вдоль всей очереди вели некоего невозможного, кусок рыжего сала с шевелящимися конечностями - и у этого сала были глаза, даже голова была у этого сала. Оно двигалось, поддерживая себя и удерживая себя, и оно дышало, всхлипывало, само булькало в своей внутри, и оно двигалось мимо, вонюче преодолевая воздух – оно.
Оно встретило его взгляд.
Рядом расплывшаяся масса также участвовала в их взглядах кровавым своим взором. Он еще хотел сделать шаг к городской черте, еще было такое желание, но не одолел цепких взглядов - и подался вперед всем телом, вперед к самой очереди, к тому, которого вели, и этот Вели был до жути непереносим, до отчаяния не нужен - и земля провисла под ногами по невнятному некоему закону.
С того самого мига их встречи огонь в Империи получил свои обязанности, и вода имела течение в соответствие с Конституцией, и ветер.


Геннадий Кацов
Осень 1988 года

Рисунки Александра Захарова