Инга Питерс. В ПОИСКАХ РУКИ И СЕКСА. (или мои нью-йоркские связи)

ГЛАВА 25

Слово «рыба», повторенное неоднократно в первые минуты знакомства, сближает. Я это стала за собой замечать с тех пор, как познакомилась с Ромой. Поэтому решила эту тему быстро проехать, направив общение в сторону книг.

Здесь Волковские развернулись во всю ширь своего гостеприимства. Я просмотрела с двадцать вариантов «Дневников Шостаковича» на разных языках. Немного поменьше количеством, но тоже впечатлили изданные в разных странах книги Давида о Баланчине, Бродском, фолианты написанной Волковским истории Петербурга. Мне был подарен экземпляр на русском языке. «Вы же из Питера?» - на всякий случай поинтересовался Давид.

Стены оказались увешены фотопортретами известных культурных деятелей. Это уже была вотчина Изабеллы, и перед тем, как приняться за суши, я просмотрела ряд фотографий. И удивилась расположенным вдоль стен рисункам писателей, поэтов, композиторов, музыкантов, танцовщиков и балетмейстеров на все, по-моему, буквы русского алфавита: Алешковский, Битов, Бродский, Вагрич Бахчанян, Довлатов, Спиваков и далее по списку. Если выбросить «й», «ы», «ъ» и «ь» знаки, то по всем остальным буквам в архиве Волковских были представлены известные и очень известные. «Нам как-то пришло в голову, - пояснил Давид, - составить коллекцию рисунков и шаржей тех творческих людей, которые ни к живописи, ни к графике никакого отношения не имеют. По-моему, интересно получилось».

Действительно, получилось превосходно. Мой неподдельный восторг был встречен супругами с энтузиазмом.

- У нас есть, что еще интересного показать, - сообщила Изабелла. – Но давайте быстро за стол.

На столе, приставленном плотно к окну, в окружении ненавистных суши стояла аккуратная бутылка Martell. Волковские налили коньяк в коньячные фужеры. Выпили. И я выслушала потрясающую историю о том, как уже много лет подряд супруги выпивают на пару не меньше одной бутылки Martell в день. «Потому что от него нет наутро никакого похмелья, - сообщила Изабелла. – Прекрасная вещь, рекомендую».

Волковские рассказали, что раз в полгода закупают коньяк этой марки оптом в магазине у Beacon Theater. Получается со скидкой, да и никаких тревог в дальнейшем: божественный напиток всегда под рукой и в необходимом для здоровья количестве. Чтобы я не сомневалась в правдивости сказанного, Давид подошел к кушетке и поднял ближнюю к нему половину. В раскрытом навстречу взглядам днище я увидела бутылок пятьдесят, а то и больше. Одинаковых, освобожденных от ящиков и коробок. Родных друг другу и семье Волковских бутылок со сказочным напитком Martell.

В тот раз я впервые напилась в Нью-Йорке от всей души и печенки. Напилась в зюзю с интересными, мудрыми, забавными людьми. С Дианой выпить всерьез невозможно: после 100-150 граммов винной, обычно красной жидкости, Диана больше пить не в состоянии, и ее несет бог знает куда. Утром по телефону она оправдывается, не имея сил до полудня встать с постели: «Я не по этому делу». Я и по тому делу тоже, но разница между нами по алкогольному делу... Как там, у классика: «дистанция огромного размера».

ГЛАВА 26

А с Ромой, как я и предполагала, о нормальной, по кайфу выпивке можно было забыть. Его и мои цели не совпадали. И здесь срабатывал известный принцип: от вольного напиваешься только с тем, кто тебе симпатичен. Кто, как в «Маугли», с тобой «одной крови». Нередко случается даже так, что, выпив с «не твоим» собутыльником, алкоголь идет «не в то горло». Наутро муторно на душе, отвратительно во рту, похмельно в самом, видимо, натуральном кармическом смысле.

Пить надо с тем, кто тебя понимает (к Диане это не относится: у нее срабатывает физиология, но это уже не по теме). Иными словами, в журфикс с Волковскими мы классически напились, многократно целуясь на прощанье и обещая встречаться почаще. Отношения, действительно, развивались, и за год моей работы в цветочной лавке у нас еще не один раз неплохо получалось...

В Манхэттен я ездила на работу, задыхаясь от счастья. Выбравшись за крепостную стену Бруклинского района, я пять дней в неделю выходила на манхэттенской станции сабвэя «72 улица», в деловой город, запруженный людьми и машинами. Наполненный светом, ветром, возможностями и энергией.

Питерскому человеку Мидтаун Манхэттена понять легче легкого: перпендикулярная планировка авеню и улиц сродни линиям Васильевского острова.

А нагромождение небоскребов сродни сборищу застывших разнокалиберных бутылок, готовых к сдаче в пункт приема стеклотары. Светлые и темные, стройные и покатые емкости, с длинными и короткими горлышками. Их масса. Они отражают солнце, синь и облака, наполняя собой островную горизонталь и выстраивая вертикаль: глаз вдруг прозревает, что небо не так высоко. Оно по-прежнему огромно, но в Манхэттене до него – считанные десятки этажей небоскреба.

В Манхэттене неожиданным образом геология плюс архитектура прорастают в астрономию, и это очевидней не столько ночью, сколько днем.