Инга Питерс. В ПОИСКАХ РУКИ И СЕКСА. (или мои нью-йоркские связи)

ГЛАВА 42

Любопытно, что Питер несколько раз пытался уговорить меня принять какие-то супервозбуждающие таблетки, однако получал во всех случаях категорический отлуп. Кроме нескольких «улетных» многочасовых телодвижений под экстази, я ни на что больше не соглашалась. Исключительно из чувства самосохранения: мне и так Питера было с головой, и эта голова могла отлететь раз и навсегда, если бы мы еще добавили химию, взвинчивающую похоть.

Впервые я попала к Питеру домой в первый же понедельник, в мой и его выходной, после нашего безумия в гостинице. На столике красовалась бутылка красного вина, диван был раскрыт в самой зазывной позе. На мой вопрос, почему в предыдущий раз понадобился отель, Питер удивленно ответил: «А как иначе».

В этом он был весь: начало отношений – это буря и натиск в соответствующем интерьере. Женщина должна быть потрясена, смятена, возбуждена. Для этого не годятся холостяцкие альковы с бытовым компьютерным столиком. Питеру нравилось производить сильное впечатление, да так наверняка, чтобы ситуация сработала безотказно. Какие найдутся у женщины возражения, если страсть кипит и выплескивается на роскошную кровать плюс на весь элегантный интерьер с видом на бурлящий Манхэттен.

Сценарий наших встреч был расписан свыше: около часу дня я звонила в дверь его квартиры, Питер встречал меня радостный и возбужденный на пороге, после чего мы выпивали и закусывали, пока сил хватало себя сдерживать. Начальная фаза длилась не больше получаса, завершаясь бурным сбрасыванием одежд и морковь-любовью на полное истощение сил противника. По три-четыре часа я вопила и стонала до хрипоты.

Как-то в холле мы наткнулись, выходя после очередного свидания из квартиры Питера, с его соседом, поджарым американцем лет сорока пяти. Они жили стенка в стенку. Сосед возился с ключом в замочной скважине, закрывая за собой дверь. Увидев нас, он с неподдельным интересом поздоровался. Не надо вам объяснять, как он сразу вошел в меня целиком глазами: чувствовалось, бедолага натерпелся немало, оказавшись в своей квартире, по ту сторону стены, в безумные часы нашего с Питером свидания. И американская улыбка, ритуально растянувшая губы в приветствии, на этот раз выглядела вполне человеческой. Она была посвящена нам, мне и Питеру. Классным любовникам.

ГЛАВА 43

Этот «класс», на самом деле, не только придавал тонус, но и портил изрядно мои взаимоотношения с Ромой. Питер меня к себе на ПМЖ не звал, а жизнь с Ромой все больше становилась в тягость. Мы продолжали тереться друг о друга по вечерам раза три в неделю, и чем больше я заводилась от Питера, тем больше отталкивал меня Рома.

«Уходи, постылый», - как персонаж некоей фольклорной истории, мечтала я заявить ему раз и навсегда, но срабатывал сдерживающий фактор: это ведь я к Роме пришла, приперлась из далекого Питера в его одинокий one bedroom. И не ему, а мне надо бы валить из Бенсонхерста по быстрому.

Здесь ничего не поделать: каждый любит свой Хоу (не подумайте ничего плохого: «Хоу» – название нью-йоркской испаноязычной многотиражной газеты, так что я в том смысле, что у каждого в этой жизни есть свои привязанности).

Если удавалось, мы с Ромой, как и летом, выезжали на пляж Брайтон Бич. Сентябрь был потрясающий, и вода в океане оставалась в том году теплой до начала октября. Мы брали с собой еду (заворачивали в фольгу жареную рыбу, упаковывали хлеб, помидоры-огурцы-зеленый лук-петрушку), воду, бутылку красного, крем от загара и купальные принадлежности. Выезжали из Бенсонхерста около одиннадцати дня.

Свернув на Coney Island Avenue, минут через десять оказывались у океана, хотя на этом поездка, как правило, не завершалась. Поиск парковки занимал, в случае удачи, до получаса. Если же не везло, то Рома не сдавался и мысль о платном паркинге уничтожал в зародыше. А поскольку кондиционер в машине он так и не починил, то в жаркий день поиск парковки превращался в мучительную экзекуцию: на самой Brighton Beach Avenue за парковку надо было платить, забрасывая «квотеры в митеры», а на выходящих к авеню улицах машины стояли впритык.

Оставалось ждать, когда кто-нибудь отъедет. Этот кто-нибудь мог отъехать с любой улицы в любую минуту, поэтому мы наяривали милю за милей, кружа в радиусе нескольких миль промеж Брайтон Бич и Neptune Avenue.

Однажды, когда у меня терпение лопнуло, спустя полчаса мотаний по жаре я высказала Роме все, что о нем думала. Он молча выслушал, и мы заехали на муниципальный паркинг. 25 центов за каждые пятнадцать минут – таков был суровый приговор. Рома, прочитав строгие правила на огромном плакате, от неожиданности едва не «обкэшился».

Чтобы доходчивей описать ситуацию, я воспользовалась Роминым же лексиконом. Меня никак не раздражали его «пушать» (в сердцах сказанное: «не пушай меня!» - от английского push) или «драйвать» (без экзальтации, твердо: «нам драйвать недолго» – от drive), но пародийное «обкэшился», сказанное, к примеру, вечером после того, как до цента была собрана вся наличность по карманам: «Пойду с утра в банк обкэшусь», - это меня убивало. «Обкэшся лучше перед сном», - делала я ехидное замечание, но на Рому это не действовало.

Словом, на паркинге дело едва не дошло до конфуза, и Рома готов был «обкэшиться» при всем народе, мигом подсчитав, во что обойдутся ему несколько часов стоянки. Хотя, был и приятный момент: паркинг располагался по соседству с бордвоком – прогулочным деревянным настилом, петляющим вдоль песчаного пляжа Брайтон Бич и Coney Island.