Инга Питерс. В ПОИСКАХ РУКИ И СЕКСА. (или мои нью-йоркские связи)

ГЛАВА 64

В ванной комнате кроме розового квадратного джакузи оказалась еще и скромная душевая кабинка. Душ на скорую руку плюс “Шампанское” из ведерка с раплавившимся льдом нашего пыла не охладили. Было понятно, что до глубокого младенческого сна оставалось часа полтора не менее глубокого секса, так что сочившийся сквозь приоткрытые шторы блеклый и свежий рассвет лишь добавлял эротизма.

Я где-то вычитала, что на рассвете у мужчины вырабатывается какое-то немерянное количество необходимого для крутой эрекции гармона, то ли тостестерона, то ли чего еще. И опытные любовницы тянут по-тантрийски до рассветного часа, лишь бы вершить секс по полной программе.

Не думаю, чтобы с Питером надо было в этом направлении работать. Его мотор был заведен еще с вечера, и ехать нам предстояло долго. Другое дело, что нигде я не читала о реакции на рассвет нашей, женской физиологии. Тут, по-моему, ученые то ли не договаривают, то ли мало что в бабах понимают.

То, что я ощутила в ранний час в номере отеля, прежде мне испытывать не доводилось ни разу. Напротив кровати половина стены была завешена овальным зеркалом, подернутым по краям мелкой ряской. Зажженный торшер в углу комнаты придал очертания предметам, но мне казалось, зеркало их не отражало, а поглощало.

Едва Питер обнял меня и жадно прикоснулся губами к соску, мутный овал начал впитывать комнату, захватив ее с углов. Плавно выгнулась тумбочка у кровати, проваливаясь в зеркальную пучину, за ней подогнулись края самой кровати и, начиная с подголовника, ложе любви пересекло реальность, исчезая вместе с нами в засасывающей, приятной на ощупь, глубине. Она пульсировала живым, безопасным для нас, скорее родным нам организмом.

Настал час колдовства и бессонницы. Пропадая в обволакивающем целлофане, я вопила от невозможно приятного трения. Я наслаждалась кожей и стонала от счастья. Во влажной амальгаме отсутствовала всякая опора и тело толчками вплывало в глубь матового объема, подчиняясь внутренним его течениям. Невесомые и забытые Богом, звуками, памятью всех чувств, мы стремительно теряли шестое чувство времени, длясь куда-то в вечность. Наши физические тела вытягивались тонкими призрачными нитями и мысль об опасности, о том, что нить вот сейчас лопнет, порвется на фальцете; безумная мысль о том, что я–сейчас–в-искрящийся–этот-миг кончусь; бесподобная мысль, что все переживания в эти мгновения и есть мое последнее Навсегда; эта тема феерического финала была настолько шокирующей и невыносимой, что я перестала слышать собственный плач по самой же себе, свой вопль по своему телу, истекавшему мелкой дрожью от безумного ритма, - и совсем потеряла слух на бессвязном шепоте Питера, расстворявшемся вместе со мной в зазеркалье предрассветного тумана.

Овальная гигантская рыба выплыла из моей груди и вместе с моим теперь уже бездыханным телом двинулась бесшумным серебрянным пузырем наверх, в разряженный воздух амальгамы, в звенящий гул в ушах и в ускользающее сознание, ускользающее в пепельную, барабанно-дробную высь, где сосок мерцал утренней звездой, а за ней сразу мерно дышала «тьма над бездною.

И Дух Божий носился над водою».

ГЛАВА 65

Утром я не проснулась.

Вернее, я открыла глаза так, будто и не спала. Ясный, сфокусированный взгляд тут же остановился на бледном абажуре погасшего торшера.

Питер посапывал на моем плече. Понять утро было или вечер казалось невозможным. Шторы плотно перекрывали свет, которому так и не удалось протиснуться дальше оконной рамы.

Я осторожно высвободила плечо из-под шероховатой щеки Питера и бесшумно, то есть производя шорохи, как мне казалось, на весь отель, села на кровати. Взгляд уставился в невнятную поверхность прикроватной тумбочки с белым телефонным аппаратом у острого ее края. Откуда, видимо, и начиналась вселенская тишина.

Все в отеле замерло, включая звуки. Я тупо, бесконечно наблюдала роящуюся пыль за телефоном. Взгляд скользнул по плоскости, едва уловившей световой луч. Неведомо каким образом свет пробился к тумбочке сквозь щель между тяжелых занавесок.

Время пошло.

«Пыль – плоть времени», - вспомнился чей-то поэтический образ. После чего мысль о том, который может быть час, со мной не расставалась. В свою очередь, не расставался со мной и прикроватный отрезок пространства – я все никак не могла оторваться от краешка кровати, боясь то ли вызываемого движениями шума, то ли закона притяжения.

Все расстояние от вчерашнего Нью-Йорка до сегодняшнего подъема в гостинице в Атлантик Сити вдруг сложилось в мозаику секунд и я осознала главное: виной катастрофической нерешительности с утра было - (чтобы вы думали?) – бытовое похмелье. Хорошо! Пусть не бытовое, а праздничное похмелье, поскольку спрессованные в секунды события наступившего уикэнда были по-праздничному незабываемы.

Смесь накануне дорогих шампанского и коньяка вызывает, оказывается, такие же похмельные ощущения, как и банальных пива с водкой. То есть, любую дорогостоящую распивочную идею можно загубить не столько сочетанием, сколько алкоголичеством (смесь «алкоголя» и «количества» показалась мне смешной и достойной улыбки).

Уже одно то, что логическую цепочку я смогла довести до конца, не растеряв смысла, меня сильно порадовало. Оставалось лишь оттолкнуться от кровати и донести несгибаемое тело до ванной. Видимо, так грузчики передвигают по квартире малоподъемный комод.

В нашем варианте роль грузчиков исполнит королева на балу, волшебница на кухне и искусница в постели, неподражаемая Инга Питерс. В том смысле, что Динга. Моя бабушка постоянно твердила: «Хочешь удержать мужчину при себе, будь королевой на балу, хозяйкой на кухне и проституткой в постели». Насчет последнего старушка однозначно угадала.

Итак, грузчики, вперед! И помните: главное - не въехать в дверной косяк носом.