Инга Питерс. В ПОИСКАХ РУКИ И СЕКСА. (или мои нью-йоркские связи)

ГЛАВА 105

Питер ровно в шесть ожидал меня у входа в отель. Ему явно было приятно показаться со мной перед отельными работниками. И хотя в Америке мужчины не так яро поедают глазами хорошеньких девушек, но традицию все равно блюдут и, пусть исподволь, спешно раздевают взглядом до трусиков, а уж трусики – с особым сладострастием.

И дорман, и бригада бэллманов в фойе одобрительно отнеслись к выбору Питера. Дружеские почмокивания, поднятые вверх большие пальцы, возгласы, вроде «o, man, she is so cute!» (с немедленным ответом Питера: «She’s ever so cute!»), даже посвистывание – все это было знаками расположения и зрительского сопричастия. Один из бэллманов, с копной кучерявых волос, конопатым лицом, худой и не выше моего плеча, сопровождал нас к лифту, жуя словесную кашицу из незатейливого Russian beauty с банальным pussy cat. Уже в лифте Питер заметил, что этот недоумок эмигрировал лет двадцать назад из Джамайки, но так правилам приличия и не научился.

Я рассмеялась, посоветовав строгому консьержу Питеру немедленно перестать материться по-русски.

Мне все было интересно. Массивные зеркальные стены. Свет многоярусной хрустальной люстры, сыплющийся с высокого потолка, будто с бессчисленных лампочек Млечного пути. Пожелтевшие блики все того же света все в тех же зеркальных стенах. И внутри этого буржуазного великолепия - мелкие интриги гостиничных профсоюзных работников, что нельзя было не почувствовать. Пустяшные склоки в мраморно-ослепительном мире французского отеля; возьмем шире - потешные разборки в гигантском конструкторе, составленном из небоскребов Нью-Йорка.

Мы поднялись на третий этаж. Короткий коридор вел из скромного холла в просторную комнату. Коридор разветвлялся на несколько комнат, но Питер уверенно повернул налево.

Открытые настежь двери вели в залу с бордовыми стенами. Ее пол был устлан коврами с ненавязчивым геометрическим орнаментом по контуру. У дальней стены располагался длинный стол с холодными закусками: салаты, мясное холодное и рыбное, солености, пирожки. На соседнем столе стояли надраенные до блеска судки с подогревом. В них что-то парилось, томилось потрясающими запахами, вкусно кипело. Повара в белых колпаках услужливо стояли перед судками наготове. Только попроси.

Так же внимательно вас готовы были обслужить и за столом с напитками. Водко-виски-вино-водочными, соко-пивными и газировкой.

Глядя на красный ковер и триумф изобилия (пропущу ироническое Милана Кундеры: «невыносимая легкость бытия»), можно было вообразить, что собравшиеся в этой просторной комнате ощущают себя селебритиз, а под их ногами – классический red carpet, по которому селебритиз ступают мягко и неспеша. Для них играет джазовый квартет в углу комнаты, им наливают, накладывают и насыпают, их чествуют сегодня ежегодными премиями, призами, поездками в Париж. А куда еще может отправить премированного работника генеральный менеджер французского отеля?

В их честь взмыли к потолку цветные шары и провисли от стены к стене бумажные рождественские гирлянды. Ирония заключалась в том, что перед выходом звезд или президентов, кто-то ведь red carpet раскатывает, аккуратно расстилает, чтобы ни воздушного пузыря, ни морщинки. И на вечере работников Le Parker Meridian собрались те самые невидимые и неведомые миру «кто-то». Обслуга. Потому что работники отеля – это представители сервиса, профессиональные уборщики, мойщики, стряпчие, носильщики и горничные. Персонал, одним словом. Те, кто «раскатывает» red carpet в самом примитивном, оттого и широком смысле.

В этом не было ничего хорошего или плохого. Я вдруг осознала, что продавщица цветов нашла в этот вечер «своих». Ведь подобрать букет и завернуть его в целлофан – наша, цветочниц, профессиональная услуга. Иногда мы посвящаем ее селебритиз. В той же мере, в какой полотер или посудомойка – свои профессиональные посвящения. Бесспорно, здесь, в отеле все весело, просто и склочно, как водится. Но будущего в такой среде для меня никакого. При таком персональном окружении – никакого абсолютно. В канун Рождества и перед непочатой бутылкой «Абсолюта» я поняла это даже костным мозгом.

ГЛАВА 106

Оттого и опьянела после второй. Нет, я осознавала, что так думать не гоже. В том смысле, что «все работы хороши – выбирай любую». И сволочная мысль об обслуге унижает прежде всего меня саму. Так жить нельзя! Мол, работники сервиса уже и не люди. Вроде кастовости среди индусов, где секта прикасаемых – это с большим уважением прикасаемые, а секта неприкасаемых – низший сорт. Расизм в его утробном виде.

Но в таком случае я расистка. Я не говорю о роскоши, о аристократическом безделье, когда жизнь удалась только потому, что о бытовых заботах знаешь понаслышке. Я просто хочу избавиться от разной мелочевки: кому-то подавать, кого-то обслуживать, сервировать чью-то жизнь, как стол сервируют чайным сервизом. Мне нравится сидеть за этим столом и, подумала я в отеле Le Parker Meridian, надо из кожи лезть вон, лишь бы выйти из нынешнего моего окружения.

Чем-то эта мысль напоминает размышления стендалевского Жюльена. Выпутаться, выйти за пределы собственного окружения, добиться решения тех задач, которые в этой среде решать бессмысленно. Уйти от безнадеги.

Вы скажете: о, какая скверная девочка? Да, ничуть. Каждый пользует в этой жизни родственников, друзей, любовников, врагов для того, чтобы прийти к результату. Любовью, силой, хитростью или наглостью. Нередко не понимая даже, что в основе задушевных отношений – банальная корысть. Конечно, это «взгляд варварский, но верный...»

Другое дело, какой результат ожидать и ради чего напрягаться. В таком случае, подумайте сами: разве стоило приезжать в Америку, чтобы стоять за прилавком. Пусть в благоухающей цветочной лавке, пусть с распрекрасным консьержем в роли любовника, но ради этого имел ли смысл отъезд из Питера, от мамы, папы, мужа? Я понимала, что какой-то этап, неожиданно для себя, закрыла уже на этой вечеринке: этап растерянности и нервотрепки, недоразумений и непонимания того, где я оказалась и с кем меня жизнь свела. Этот этап закончен, уверенно решила я, поднимая рюмку с водкой и чокаясь с Питером.

ГЛАВА 107

После пятой рюмки, почти не сосредотачиваясь на закуске, я банально окосела. Казалось, Питер к этому и стремился. Едва мы опускали рюмки на стол, он просил заведующего распивочным цехом наполнить их по новой. Не догадываясь о том, что Питер преследует определенную цель, я шла на поводу у его желаний. Причем, Питер по привычке не пил, доливая себе крохотными порциями. Наивная же девушка квасила до дна, не беспокоясь по поводу репутации, имиджа и, так сказать, морального облика.

Честно говоря, мне было плевать на то, что подумает обо мне Персонал. Если Питер так желает – буду пить до дна. Понятно, что любую ситуацию можно рассматривать по разному, все зависит от взгляда. Дело даже не в классическом «Расемоне», где герои описывают одну и ту же историю, только каждый по своему. Здесь, как раз, любому понятно: мол, сколько людей, столько и мнений.

Я бы сказала наоборот: об одном и том же можно говорить по разному, и казаться это будет так, будто говорим по разному, а речь, в результате, идет все равно не об одном и том же. Дело не в словах и взглядах, а в полной нестыковке человека с человеком. Нам только кажется, что на каком-то уровне мы с кем-то можем говорить, понимая друг друга. Так, к примеру, слово ДИВАН звучит абсолютно как D1 (di-one), но попробуйте при этом договориться. То есть, как ситуацию ни описывай, а Питер был трезвенником, я же – пьющей фифой, странным образом присутствующей на странной для меня вечеринке.

Теперь я уверена, что пример с диваном и D1 пришел мне в голову после пятой рюмки. Можете себе представить вытянувшееся лицо Питера после того, как он выслушал мои полубредовопьяные рассуждения на тему несовпадений между людьми и прочее? Мне показалось, в ту минуту он вообще пожалел, что выпил недостаточно. А мысль о том, что девушка созрела, отлично укладывалась в мысль предыдущую.

- Хочешь, пойдем посмотрим, где я работаю? – спросил Питер с непонятным для меня придыханием. - Очень, - ответила алкоголичка, слабо понимая, о чем идет речь. Рабочее место Питера меня сейчас интересовало, как рядового любителя джина с тоником – гадания по китайской «Книге перемен». – Мне очень интересно посмотреть на твое рабочее место.

Питер со странным энтузиазмом тут же сжал мой локоть и потащил к выходу из залы. Уже на ходу я допила оставшуюся водку и, морщась, успела поставить рюмку на подвернувшийся по пути стол.

Далее все происходило, как у ежиков в тумане. Мы спустились на первый этаж. Прошли фойе и, обойдя любопытствующую ночную дежурную с front desk, вошли в маленький предбанник. Краем глаза я увидела, как кудрявый коротышка-беллман проводил нас вдоль пустого lobby хищным взглядом.

Питер закрыл дверь. Из предбанника можно было попасть к рабочему месту консьержа, которое представляло собой упрощенный вариант театральной ложи с видом на гостиничное фойе. Если у гостей отеля возникали вопросы, они подходили к деревянной перегородке «ложи» и беседовали.

«Ложу» от предбанника отгораживала плотная занавес. В предбаннике стояли маленький стол со стулом. Последний был размером с табурет. После того, как Питер задернул занавес, наступила кромешная тьма.