* * *

Эй, птица! Нельзя так по небу лететь
ловко, задумчиво и невесомо,
крыльями перышки высоты
из облаков вырывая.

Эй, рыба! Нельзя так безудержно
плыть по воде, жабрами выпустив песню
против течения, гроздья воды
плавниками сбивая на дно Глубины.

Эй, крот! Неужели тебе спокойно
в твоих лабиринтах, в подземных хранилищах
слизней и сланца, где черные кошки
страхов царапаются, осыпаясь плачем.

Эй, зола! Нельзя так мгновенно седеть,
позволив безропотно звать себя прахом,
поминая, как цветок огня
был вплетен в косы ветра.

Вот я! Неужели ты звал меня?  Вот я.
Я пар. Я волна. Я слеп. Я зола.
После третьего "ДА" вдохну жабрами
седые перья и зерна кварца.

ЛУКОМОРЬЕ

Ты предок и потомок у дверей
истории времен зеркальных -
под темной тогой  хромосомных тканей
подкладка из скафандров дикарей.

В тяжелых ядрах кровяных телец
сомкнулись жерла пушек и артерий
и воплями космических истерик
в них пробудятся Ворон и Телец.

Прольется кровь и хлынет Слово
по лабиринтам строчек и веков -
а там, вверху, свободно и легко,
в ответ ударит молния Сверхновой.

Но там, вверху, сорвет строку Вергилий,
глядя в зелено-синий Орион:
спиною Цезарь входит в Рубикон,
лже-Дмитриев на царствие крестили.

Смурное время смут, грехов и кар -
вневременно, правдиво, повсеместно.
И Смерть проходит под венец невестой
и жениха уводит в Бабий Яр.

Там кровь в Молочный Путь впадает,
спустился к водопою черный Пес,
и тот, кто Слово в общий дом пронес,
грехи по-прежнему нам не прощает.

"АГОНИЯ".  ВТОРИЧНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ

Под потолками шепчутся мухи.
Крысу ведут на расстрел.
Клоп осужден на страданья и муки.
И Таракан овдовел.
Хлебные крохи стонут и воют.
Жир в сковородке застыл.
Входит на Кухню решительный воин
весом в шесть-на!-надцать кил!
Это Паук. Он пришел не играться,
а победить на века!
И начинает по нитке спускаться
вечность идей Паука.